Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что весь мир наблюдает за событиями на белорусско-польской границе, которые уже сравнивают чуть ли не с Берлинским или Карибским кризисами. С точки зрения международного права беженцев ситуация, кажется, не такая уж и новая. Безопасность, права человека, не дискриминация и высокий уровень жизни были и остаются желанными для миллионов людей, прибывающих к границам Европейского Союза. Часть из них хочет получить признание в качестве беженцев, и многие из таких людей действительно прибыли из регионов, где для них существует реальная угроза преследований. Об этом пишет Алексей Плотников специально для Ассоциация реинтеграции Крыма.
Тысячи искателей убежища месяцами ждут возможности обратиться за статусом беженца у испанской Сеуты, на границе Турции с Грецией, другие тысячи пускаются в опасное путешествие по Средиземному морю, чтобы быть перехваченными патрульными судами стран ЕС. В ЕС давно наработаны конкретные решения для таких ситуаций, которые включают обеспечение искателей убежища на границе предметами первой необходимости, предоставление им возможности обратиться за статусом беженца, услуг переводчиков, правовой помощи. Наработаны механизмы реадмиссии и возвращения в страну происхождения лиц, пытающихся пересечь границу незаконно.
Если цинично забыть, что речь идет о человеческих жизни, то можно сказать, что ничего необычного или даже просто интересного на границе Польши не происходит. В конце концов, даже ситуация, когда на границу прибыла большая группа людей, находящихся в непосредственной опасности, и единственное спасение для них – перейти границу, не является необычной. Таких людей можно и следует принимать в рамках так называемой процедуры временной защиты (см. соответствующую директиву ЕС).
Собственно, именно как потенциальных беженцев прибывающих из Беларуси лиц до недавнего времени и рассматривали. Так, 25 августа этого года Европейский суд по правам человека приказал Польше и Литве предоставить группе из нескольких десятков граждан Афганистана, которые находились непосредственно на границе, еду, воду, одежду, медицинскую помощь и, по возможности, временное укрытие.
Суд не забыл напомнить, что это не снимает с Беларуси ее собственных международных обязательств, и что из этого приказа не следует, что Польша и Литва обязаны принимать таких лиц на своей территории. До недавнего времени ситуация напоминала обстоятельства дела Европейского суда по правам человека «Н.Д. и Н.Т. против Испании», где ЕСПЧ отметил, что когда на границе открыто находится группа искателей убежища, такие лица должны обращаться за защитой в существующих пунктах пересечения границы. Если государство обеспечило деятельность таких пунктов, и в них существует реальная возможность просить убежища, то это государство имеет право не допускать пересечения границы в других местах и оттеснять назад лиц, пытающихся без разрешения пересечь границу.
Поэтому наличие искателей убежища на границе и их попытки прорвать границу не являются ключевой характеристикой сложившейся ситуации. Бесполезно называть это «кризисом беженцев» или «мигрантским кризисом», как это делают отдельные издания. Речь идет о другом, и это «другое» до боли напоминает Крым образца 2014 года.
Имеются многочисленные сообщения о том, что представители белорусских силовых структур не только направляют людей к границе и не позволяют им вернуться, но и прямо помогают в пересечении границы, выдают инструменты для уничтожения ограждений, ослепляют польских защитников и т.д. Не нужно чрезмерного воображения, чтобы сравнить это с действиями российских военных в Крыму, которые прорывались в украинские воинские части под прикрытием толпы гражданских лиц. Подобные аналогии проводят уже даже в самой Польше. Вопрос сейчас заключается в том, каким образом демократическому миру реагировать на деструктивные действия диктаторских режимов и какие механизмы можно при этом задействовать.
Сначала следует отвергнуть предположение, что речь идет о контрабанде людей. Такие обвинения со стороны ЕС в адрес Беларуси уже прозвучали, и их нельзя назвать бессодержательными, однако контрабанда людей не представляет существа проблемы. Согласно Протоколу против незаконного ввоза мигрантов по суше, морю и воздуху, дополняющего Конвенцию ООН против транснациональной организованной преступности, незаконный ввоз мигрантов – означает обеспечение, с целью получения, прямо или косвенно, какой-либо финансовой или иной материальной выгоды, незаконного въезда в какое-либо Государство-участник любого лица, которое не является его гражданином или не проживает постоянно на его территории. Главное здесь выгода.
Контрабанда людей – это корыстное преступление, и корыстный незаконный бизнес с миллиардными оборотами. Возможно, корыстный мотив мог присутствовать у отдельных людей лиц, задействованных в организации кризиса на польской границе, однако вряд ли высшее политическое руководство заинтересованных государств исходило из желания получить прибыль от незаконного ввоза в ЕС двух тысяч мигрантов. Так что предположение о контрабанде придется отбросить.
Можно ли здесь довести крымскую аналогию до конца и сравнить лиц на белорусской границе с умышленным использованием живого щита из гражданских российским агрессором в Крыму? С правовой точки зрения, такие действия подпадают под определение военного преступления «использование присутствия гражданского лица или другого охраняемого лица для защиты от военных действий определенных пунктов, районов или вооруженных сил», предусмотренного в статье 8 Римского устава международного уголовного суда.
Однако военные преступления так называют именно потому, что они могут быть совершены только во время войны или, юридически говоря, состояния вооруженного конфликта. Весной 2014 года между Украиной и Российской Федерацией, несомненно, существовало состояние вооруженного конфликта, что подтверждено Прокурором Международного уголовного суда. Существует ли сейчас между Беларусью и Польшей вооруженный конфликт? Ответ на этот вопрос далеко не так однозначен как в Крыму, ведь нет информации о переходе границы хоть одним белорусским военнослужащим, о применении оружия или о ведении систематических боевых действий. Не углубляясь в тонкости практики Международного уголовного суда по определению существования вооруженного конфликта (длительность, систематичность, интенсивность и другие критерии), мы можем утверждать, что говорить о вооруженном конфликте, по меньшей мере, преждевременно. Применение белорусскими силовиками прожекторов и лазеров для ослепления польских военнослужащих выглядит как явное недружественное действие, но все же не применение оружия. Квалификация событий как вооруженного конфликта будет зависеть от дальнейшего развития событий.
При установлении того есть ли вооруженный конфликт, а значит применяется ли к ситуации право вооруженных конфликтов, большое значение будет иметь определение того, составляют ли действия Беларуси акт агрессии. Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН «Определение агрессии» 1974 г. включает в себя такие действия как «засылка государством или от имени государства вооруженных банд, групп, иррегулярных сил или наемников, которые осуществляют акты применения вооруженной силы против другого государства», которые носят настолько серьезный характер, что равносильны нападению силами самого государства. Имеются сообщения о выдаче лицам на польской границе белорусскими служащими специальных инструментов и средств вплоть до слезоточивого газа.
Эти сообщения нуждаются в проверке, но если они подтвердятся, то можно будет предполагать присутствие критерия вооруженности. Однако даже этого вряд ли будет достаточно для установления факта агрессии. Прорывающиеся в Польшу лица вряд ли собираются вести в ней боевые действия в интересах Беларуси, как это делали, например, контролируемые Россией отряды «самообороны Крыма». Кроме того, вряд ли можно установить, что Беларусь осуществляет контроль над их действиями больше, чем простое оттеснение к границе.
В настоящее время действия Беларуси не подпадают ни под критерий агрессии, ни под критерий военного преступления. Однако это не означает, что они правомерны. По меньшей мере, Польше уже нанесен материальный ущерб, по меньшей мере, уже известно о гибели польского военнослужащего. В более широком смысле речь идет об очевидно недружественных действиях Беларуси, в которых наблюдается тенденция к эскалации. В сочетании с действиями России, допускающей полеты боевых самолетов в непосредственной близости к польской границе, такие действия могут рассматриваться как угроза силой, требующая реагирования на уровне Совета Безопасности ООН, а также совместного ответа ЕС и НАТО, членом которых является Польша.
Тот факт, что белорусские военные и служащие не пересекли польскую границу, не снимает с Беларуси ответственности. По очень давнему принципу международного права, если действие государства оказывает негативное влияние на территории другого государства, государство несет ответственность за такое действие. Чаще этот принцип используют в делах об экологическом загрязнении, однако в принципе он касается любых действий. Например, о нем часто упоминают в связи с кибератаками. В рассматриваемом случае, если белорусский пограничник светит в глаза лазером своему польскому коллеге через границу, то это и есть действие с негативным трансграничным эффектом.
Другой вопрос – установление ответственности России. Вряд ли даже сейчас можно установить, что Россия полностью контролирует действия белорусского руководства. Формально Беларусь остается суверенным государством, хотя и с самозваным диктатором во главе. Ее никак нельзя сравнить с так называемыми «ДНР» или «ПМР». Однако можно доказать, что Россия принимала участие в организации кризиса на польской границе, разрешив использование своей территории и возможностей своей государственной авиакомпании для незаконного ввоза людей в Беларусь.
Каждое отдельное действие Беларуси или России может рассматриваться как проявление международной политики, пусть и недружественной. Однако в совокупности такие действия как доставка лиц из России в Беларусь с их последующим оттеснением к границе, давление обеих стран в вопросах газового транзита, полеты самолетов и другие могут создавать кумулятивный эффект, равный конкретным нарушениям международного права (например, угрозе силой), или международным преступлениям (например, агрессии).
Когда-то британский принц Чарльз с тонким британским юмором извинился за сравнение Путина с Гитлером, добавив, что тот, конечно, не Гитлер, но иногда бывает немного «гитлероват» («Hitlery»). Его Высочество написал это весной 2014 года в ответ на действия Российской Федерации в Крыму. Сейчас, осенью 2021 года, Великобритания посылает своих военных в Польшу и заявляет о возможности направить английский спецназ для защиты Украины в ответ на события в Беларуси. Происходящее – это еще не агрессия, не военное преступление, и не крымский сценарий. Однако выглядит оно уже немного «крымовато».
Источник: Ассоциация реинтеграции Крыма