С начала оккупации Крыма российская пропаганда, спецслужбы, карательные структуры, следствие и суд постоянно упражнялись в «раскрытии и изобличении террористов» в Крыму.
При этом так называемые «выявленные террористы», как правило, крымские татары и проукраински настроенные лица, а также и «прочие, еще не пойманные, экстремисты» так никаких «террористических актов» в Крыму «почему-то» не совершили.
Данный подход к фабрикации оккупантами фейкового «террора» на полуострове не удивителен, особенно после настоящего массового террора российских войск и наемников в зоне боевых действий.
В ситуации разбирался эксперт Ассоциации доцент Алексей Плотников
Российскую федерацию возглавляет террорист. В отличие от экзальтированных киношных злодеев, здесь мы имеем дело с хладнокровным высокообразованным профессионалом террора, который опирается более чем сотню лет наработок его предшественников, а также на собственный многолетний практический опыт.
Российская ФСБ – это прямой потомок ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД-КГБ, которые, в свою очередь, продолжали идеи революционного террора XIX века. Корни мышления современного российского руководства в нечаевском «Катехизисе революционера», «разорвавшего всякую связь с гражданским порядком и со всем просвещенным миром и со всеми законами, приличиями , общепризнанными условиями, нравственностью этого мира… если он продолжает жить в нем, то только, чтобы его вернее разрушить».
Если эти предположения и могут показаться слишком радикальными, то это лишь потому, что формат статьи не позволяет детально проследить, как террор радикальных групп ХІХ века эволюционировал в государственный террор ХХ века и международный терроризм ХХІ века. Для более подробного изучения этого вопроса в литературе рекомендуем.
Не будем исследовать все теории, связанные с приходом к власти российского диктатора, а лишь констатируем, что с его появлением в Кремле терроризм как в России так и в мире, вышел на новый уровень, а манипуляции террористической угрозой стали одним из основных инструментов его власти внутри страны и одним из главных аргументов на международной арене.
Это кратко и точно описано в докладе, представленном в Сенате США в 2018 году: «Владимир Путин получил и укрепил власть через использование шантажа, страха терроризма и войны. С тех пор он объединял военный авантюризм и внешнюю агрессию с пропагандой и политическими репрессиями внутри страны, чтобы убедить внутреннюю аудиторию, что он восстанавливает величие России и ее важные позиции на мировой арене».
Неудивительно, что террор против мирного населения был и остается важной частью путинской военной стратегии. Это охватывает террор как средство утверждения доминирования на оккупированных территориях, которое осуществляется организованно специально подготовленными подразделениями, и хаотично, через поощрение или игнорирование систематического и массового насилия над мирным населением.
Другая часть – террор против населения неоккупированной территории, который имеет целью подтолкнуть это население к благоприятным для агрессора решениям, например к давлению на собственное правительство. О терроризме как методе войны, см., например, о применении террора россией в войне против Украины рекомендуем публицистические материалы, а также более основательные публикации.
В последние дни мы можем наблюдать резкое усиление использования террористических методов войны в ущерб чисто военным. Продолжающиеся обстрелы жилых кварталов Харькова, ракетные атаки против Киева, Одессы, Житомира, удар по торговому центру в Кременчуге и другие продолжающиеся нападения трудно, если вообще возможно, объяснить военной логикой, но они могут быть объяснены в рамках логики устрашения.
Усиление компонента именно воздушного террора с помощью ракет и авиации легко объясняется недавней заменой «сирийского мясника» дворникова на командующего воздушно-космическими силами РФ с. суровкина. Последний имеет не меньшее право называться мясником, ведь дворников и суровкин работали вместе, превращая сирийские города в руины. Несколько изменился только характер действий. дворников предпочитает артиллерийские удары и штурмы, откуда кровавый и, по большому счету, провальный для России штурм Северодонецка. Стиль суровкина – воздушные удары по вражеским городам. Не думаем, что новая методика окажется успешнее.
Возвращаясь к заявленной тематике этой статьи – террору – подчеркнем, что существует некоторое отличие «стиля суровкина» от «стиля дворникова». Последний равнял с землёй находящиеся на линии фронта артиллерией города и в которых в том числе находились подразделения Вооруженных Сил Украины. Здесь уничтожение гражданских объектов оккупанты пытались «объяснить военной необходимостью».
Однако гораздо труднее «найти такую необходимость» в ракетных обстрелах тыловых городов. Даже если предполагать, что целями могли быть какие-то важные военные или инфраструктурные объекты, соотношение уничтоженных гражданских объектов и реально пораженных военных целей выходит явно не в пользу последних.
Обстрелы единичных гражданских объектов, которые могут иметь военное значение (например, моста), которые находятся среди большого количества гражданских объектов (например, торговых центров) в любом случае не столько позволяют достичь конкретного военного превосходства, сколько создают психологическое давление на мирное население.
С точки зрения международного права, такие деяния можно рассматривать как терроризм. Согласно Международной конвенции о борьбе с финансированием терроризма, терроризмом считается, в том числе, «любое деяние, направленное на то, чтобы вызвать смерть какого-либо гражданского лица или любого другого лица, не принимающего активного участия в военных действиях в ситуации вооруженного конфликта, или причинить ему тяжкое телесное повреждение, когда цель такого деяния в силу его характера или контекста заключается в том, чтобы запугать население или заставить правительство или международную организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения».
В принципе, этого определения достаточно для того, чтобы ставить вопрос об ответственности россии как государства за акты терроризма. В Международном суде ООН уже рассматривается иск Украины о нарушении Россией указанной выше Конвенции из-за поддержки ею террористических групп на оккупированных территориях и уничтожения гражданского самолета летом 2014 года, и по этому делу Международный суд уже признал наличие у него юрисдикции. Ничто не мешает Украине подать в Суд новые факты или новый иск о нарушении данного международного договора рф как государством.
Несколько более сложная ситуация с привлечением конкретных лиц к уголовной ответственности. Украинское законодательство разрешает это сделать. Действующий уголовный кодекс содержит развитую систему норм относительно борьбы с терроризмом и финансированием терроризма. Если виновные в ракетном терроре против украинских городов попадут в руки украинского правосудия, то, опираясь на эти нормы и конвенционное определение, можно будет доказать наличие в их действиях именно состава преступления терроризма.
Сложнее с международным уголовным правом. Римский статут Международного уголовного суда не включает понятие терроризма. В нем есть такие составы военных преступлений как:
– умышленные нападения на гражданское население как таковое или отдельных гражданских лиц, не принимающих непосредственного участия в военных действиях;
– умышленные нападения на гражданские объекты, т.е. объекты, которые не являются военными целями;
– умышленное совершение нападения, когда известно, что такое нападение явится причиной случайной гибели или увечья гражданских лиц или ущерба гражданским объектам или обширного, долгосрочного и серьезного ущерба окружающей природной среде, который будет явно несоизмерим с конкретным и непосредственно ожидаемым общим военным превосходством.
С материальной точки зрения нелегко отличить такие действия от вышеприведенного определения терроризма. Различие состоит в основном в характере умысла преступника. В Конвенции о борьбе с финансированием терроризма отмечается, что терроризмом будет деяние, имеющее целью «запугать население или заставить правительство или международную организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения». Римский статут избегает такого уточнения. Для него достаточно, чтобы существовал умысел нападения на гражданских лиц или объекты без конкретизации цели устрашения.
Значит ли это, что следует отказаться от международного осуждения террористов как террористов и исключить слово «терроризм» по обвинению на международном уровне, ограничившись судом за военные преступления? Нет.
Между определением терроризма в Конвенции и определением указанных военных преступлений в Римском статуте существует мостик в виде статьи 51 Дополнительного протокола I к Женевским конвенциям. Эта статья устанавливает общую обязанность защиты гражданского населения, и перечисляет те же преступления против мирного населения, что и Римский статут, а именно нападения неизбирательного характера, не направленные на военные цели, или поражающие и военные объекты и гражданских лиц, и гражданские объекты, не различая их.
Вторая часть этой же статьи отмечает, что «гражданское население как таковое, а также отдельные гражданские лица не должны являться объектом нападений. Запрещаются акты насилия или угрозы насилием, имеющие основной целью терроризировать гражданское население». Такие нападения рассматриваются как нарушение законов и обычаев войны.
Связь между неизбирательными нападениями на гражданских и террором находим и в международной практике. Так, в деле Станислава Галича Международный трибунал по бывшей Югославии проанализировал эволюцию подходов к определению терроризма как метода ведения войны и отметил, что для признания террористическими определенных действий, сеющих страх среди мирного населения, не обязательно, чтобы террор был единой целью, и замысел на осуществление террора в отношении гражданских лиц может быть связано с другими целями в вооруженном конфликте.
Этот вывод, как представляется, упрощает включение обвинений в терроризме в международное уголовное обвинение в целом, ведь, по меньшей мере, нет необходимости доказывать, что террор был единственной целью при нападении. Это позволяет рассматривать любое неизбирательное нападение как террористическое, даже если обвиняемый будет утверждать, что его целью было достижение военного превосходства.
В деле Радована Караджича Трибунал по Югославии предоставил полезные указания по установлению умысла преступника совершить именно акт терроризма. По мнению Трибунала, «умысел распространить страх можно установить по обстоятельствам, окружающим акты насилия, включая их природу, способ, время и продолжительность Доказательства фактического устрашения могут быть вспомогательными при установлении других элементов преступления, в том числе специфического намерения терроризировать.
Неизбирательная природа нападения может быть фактором при определении специфического замысла террора». Относительно того, что считается запугиванием гражданского населения. Трибунал указал, что «гражданское население Сараево и отдельные гражданские лица в нем испытывали крайний ужас, беспокойство и другие серьезные психологические эффекты, которые стали результатом кампании снайперских и артиллерийских обстрелов… Палата считает, что психологический ущерб стал частью актов насилия, направленных против гражданского населения или отдельных горожан Сараево».
Таким образом, российские военные преступники вероятно не будут обвинены непосредственно в терроризме именно по международному уголовному праву. Обвинения в будущих процессах в Международном уголовном суде будут формулироваться как нарушение законов и обычаев войны.
В то же время, при установлении элементов состава преступлений, равно как и умысла на их совершение, вопросы терроризма могут играть значительную роль. Факт того, что нападение на гражданское население было не ошибкой или побочным результатом боевых действий, а частью сознательной стратегии террора, который использовался как метод ведения войны, существенно усилит позицию обвинения и утяжелит вину преступников.
Напоследок напомним, что террор – оружие слабых. Новейшей истории неизвестны случаи террористической организации, достигшей своих политических целей. Террористы могут добиться отдельных тактических успехов, но не победы как таковой. Более того, использование тактики террора автоматически маргинализирует любую организацию и делает заключение с ней соглашений невозможным в принципе.
Используя террор как часть военной стратегии, Россия не победит в войне, а лишь ухудшит свое положение, утяжелит свою ответственность как государства и вину отдельных лиц. Чем больше террора будет в действиях агрессора, тем ближе его поражение, и тем тяжелее будет наказание за совершенные преступления.
Об этом сообщает информационный ресурс: Ассоциация реинтеграции Крыма