24 ноября представители оккупационных «властей» в Крыму снесли дом Рустема Усеинова, ветерана крымскотатарского движения. Странным образом, крымские «правоохранители» и «суды» не обращают внимания на колоссальные объемы незаконного строительства в Крыму, описанные в предыдущих публикациях «АРК», но их настолько беспокоят дома представителей коренного народа, что их сносят, не дождавшись даже «решения апелляции». Оставим, однако, риторические вопросы. Если посмотреть на произошедшее в более широком контексте, то окажется, что кейс с домом Усеинова может указывать на то, что Россия прибегла к новой тактике притеснений коренного народа, известной по опыту других регионов мира. Недаром адвокат Усеинова заявил, что уничтожение дома можно рассматривать как нарушение фундаментальных прав человека и международное преступление.
Об этом пишет Алексей Плотников, к.ю.н., (международное право) специально для Ассоциации реинтеграции Крыма.
Начать следует с того, что земельный участок в селе Морское, на котором размещался дом Усеинова, действительно можно формально рассматривать как самовольно захваченный, а строительство как несогласованное. Крымские татары, возвращавшиеся в Крым в 1990-х годах, так и не получили обратно земли и дома, отобранных у них или их предков во время депортации. Вопрос реституции их собственности никогда не только не решался, но даже официально не поднимался. Как следствие, крымские татары вынуждены были строить новые дома собственными силами на свободных участках, что стало известно как «самозахват». Необходимость учета и легализации таких самовольно построенных строений в Крыму обсуждалась, принимались государственные программы, однако практические шаги в этом направлении предпринимались медленно.
Малый прогресс в деле легализации занятия земельных участков и возведения на них домов фактически вручил оккупационным «властям» еще один инструмент для давления на крымских татар. По данным проведенного в 2011 году обследования, на самовольно занятых земельных участках находятся тысячи зданий, в том числе жилые дома и мечети. Все это, как показывает дело Усеинова, может попасть под удар оккупантов.
Снос дома, в первую очередь, наносит ущерб личным правам Рустема Усеинова. Каким бы самовольно построенным ни был его дом, речь идет о здании, которое использовалось для жилья, в котором хранилось личное имущество. Даже противоправно применяемая в Крыму российская конституция признает, что каждый имеет право на жилье, и никто не может быть произвольно лишен жилья. Органы государственной власти и органы местного самоуправления создают условия для осуществления права на жильё. Аналогичная норма содержится и в Конституции Украины. Право на жилье – один из базовых социальных стандартов, который, наравне с правом на достаточное питание и одежду, обеспечивает само существование человека. Оно гарантировано статьей 25 Всеобщей декларации прав человека, статьей 11 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах.
Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) регулярно подчеркивает, что с точки зрения Конвенции «жилье» является автономным понятием, не зависящим от классификации в национальном законодательстве. Ответ на вопрос, является ли определенное место жительства «жильем», на которое распространяются гарантии статьи 8 Конвенции, зависит от фактических обстоятельств дела, а именно от существования достаточных и непрерывных связей с конкретным местожительством. Это указано в решениях «Саргсян против Азербайджана», «Захаров против России». То, что жилье построено самовольно на самовольно занятом участке не означает, что на него не распространяется правовая защита. Право на жилье возникает и конкурирует с другими правами, например, правом собственности государства или территориальной общины. В принципе, государство имеет право требовать сноса незаконно построенного жилья, однако такое вмешательство имеет очень сильное влияние на частную жизнь личности, поэтому оно требует особо тщательного обоснования и оценки.
Сравним подходы двух государств в двух кейсах. В деле «Каминскас против Литвы» ЕСПЧ подчеркнул, что «не спешит предоставлять защиту тем лицам, которые сознательно нарушая законные запреты, строят жилье на экологически охраняемом участке». Однако это не снимало с органов власти Литвы обязанности осуществить меры, направленные на улучшение положения заявителя. В частности, рассмотрение дела прерывалось для того, чтобы заявитель смог узаконить свое жилье, а после принятия решения ему был предоставлен период времени в более чем год для переезда из подлежащего сносу жилья. Поэтому в этом деле нарушения не было.
Противоположный пример – дело «Иорданова и Другие против Болгарии». В этом деле органы власти Болгарии издали приказ о сносе самовольных жилых построек, построенных ромами на окраине Софии. ЕСПЧ установил, что снос зданий основывался на законе и соответствовал законной цели восстановления нарушенных самовольным строительством имущественных прав. Однако, при этом не была проведена оценка влияния сноса домов на заявителей, и не существовало никаких дополнительных гарантий, в частности заявителям, не имеющим другого жилья, не было предложено альтернативного места жительства. Поэтому имело место нарушение Конвенции.
Примечательно, что аналогичная правовая позиция присуща практике российских судов. Она основывается на двух постановлениях Конституционного Суда России 2012 и 2015 годов, который ссылался на те же соображения, что и ЕСПЧ. По мнению этого суда, «право собственности на жилое помещение, являющееся для гражданина и членов его семьи единственным пригодным для постоянного проживания, не может рассматриваться как исключительно экономическое право, поскольку выполняет социально значимую функцию и обеспечивает гражданину реализацию ряда основных прав и свобод, гарантированных Конституцией Российской Федерации…необходимо соблюдение баланса прав и охраняемых законом интересов всех участников этих отношений…, а также обеспечение возможности дифференцированного подхода к оценке возникающих жизненных ситуаций, чтобы избежать необоснованного ограничения конституционных прав и свобод».
Ничего подобно «дифференцированному подходу», «соблюдению баланса», обеспечению конституционных и конвенционных прав и свобод, и просто попытке разобраться в деле, в решении «Судакского городского суда» по сносу дома Рустема Усеинова не прослеживается. Суд просто полностью поддержал позицию истца и приказал за свой счет снести дом. В «решении суда» даже не указано, что этот дом жилой.
Мы не сомневаемся, что в случае, если дело об этом произволе оккупантов дойдет до Европейского суда по правам человека, последний признает нарушение индивидуального права и присудит Усеинову компенсацию. Однако это дело следует рассматривать в более широком контексте уничтожения зданий как неправомерной тактики борьбы с политическими оппонентами, которая может быть равна международному преступлению. Массовые сносы жилых домов применяются государствами в разных регионах мира. Критике за подобные практики подвергаются Багамские острова, Гватемала, Египет, Израиль, Индия, Китай, Нигерия, Россия, Турция, Туркменистан, Узбекистан и другие государства. Причины могут быть разными – от борьбы с незаконной застройкой, не сопровождающиеся достаточными гарантиями против произвола, до использования уничтожения жилья гражданских лиц как тактики в вооруженных конфликтах.
В случае Крыма следует учитывать, что речь идет не просто об уничтожении жилого дома с нарушением процедуры. Эти действия совершают органы «власти» государства-оккупанта на оккупированной территории. К ситуации продолжает применяться международное право прав человека, защищающее право на частную жизнь и право собственности, которое, однако, допускает ограничение этих прав. Но применяется и международное гуманитарное право, с точки зрения которого уничтожение жилого дома на оккупированной территории следует рассматривать как нападение на мирное население.
Согласно статье 53 Конвенции о защите гражданского населения во время войны (Женевская конвенция IV), любое уничтожение оккупационным государством движимого или недвижимого имущества, являющегося собственностью частных лиц, запрещается, за исключением случаев, когда это необходимо для ведения военных операций. Это положение применяется в течение всего периода оккупации, независимо от того, связано ли уничтожение имущества с военными операциями или вообще с военной необходимостью. В 2004 году Международный Суд ООН принял консультативное заключение по строительству стены на оккупированной палестинской территории. Суд определил, что государство-оккупант несет ответственность и обязуется платить компенсацию за уничтожение домов на оккупированной территории с целью строительства.
Кроме ответственности государства за уничтожение имущества на оккупированной территории существует индивидуальная уголовная ответственность за подобные действия. Незаконное уничтожение имущества на оккупированной территории является военным преступлением, причем не только по писаному, но и по обычному международному уголовному праву, рассматривающему как преступление неоправданное уничтожение имущества. Например, согласно Уставу Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии, он имел юрисдикцию в отношении грубых нарушений Женевских конвенций 1949 года, в частности в отношении нарушений законов и обычаев войны, под которыми понималось, в том числе, незаконное разрушение имущества, не вызванное военной необходимостью. Такая же норма содержится в Римском статуте Международного уголовного суда.
Международный трибунал по бывшей Югославии подробно прокомментировал вопрос уничтожения жилых домов в решении по делу Бласкича. Он установил, что международное преступление уничтожения имущества может быть совершено в течение всего периода, когда такое имущество находится под контролем государства-оккупанта (не только во время активных военных действий). Нарушение может проявиться даже в однократном действии, что приводит к масштабным разрушениям.
Самого по себе сиюминутного акта уничтожения имущества, конечно, недостаточно, чтобы это деяние достигло степени тяжести международного преступления. Однако в деле Рустема Усеинова имеются другие признаки. Это, в первую очередь, систематический характер противоправной политики государства-оккупанта, направленной против представителей коренного народа. Будучи вписанным в контекст, уничтожение дома становится продолжением длинной цепи действий, объединенных единым умыслом, и направленных на совершение более масштабных преступлений, чем уничтожение имущества, в том числе, перемещение населения оккупированной территории, изменение этнического состава населения оккупированной территории.
Украина признает юрисдикцию Международного уголовного суда в отношении событий в Крыму, так что теоретически это дело может дойти до Гааги. Однако первым шагом здесь должно стать расследование со стороны правоохранительных органов Украины, которые могут и должны вести следствие и осуществлять уголовное преследование лиц, совершающих преступления на оккупированной территории Украины.
Источник: Ассоциация реинтеграции Крыма