Предоставление Томоса Православной церкви Украины в 2019 году не только сильно отразилось на переосмыслении украинским обществом традиционных религиозных символов, их роли в процессе поиска и развития национальной идентичности, но и, как ни странно, выявило две стороны медали украинской социально-политической среды – секулярную и клерикальную. Ещё большее значение приобретает в этом контексте приезд Вселенского Патриарха Варфоломея в Киев, который запланирован именно в августе, в День независимости Украины. А провокации накануне этого визита со стороны апологетов «русского мира», призваны дестабилизировать общественный фон и углубить ценностный раскол украинского социума, становятся свидетельством того, что Кремль продолжает сознательно использовать религиозную самоидентификацию как один из внешнеполитических инструментов. Причём формат этого инструментария нашпигован манипуляторными нарративами в духе имперских времен «за веру, царя и отечество» и предусматривает пренебрежение всем, что может быть помехой их распространению, начиная от материальных ресурсов и заканчивая репутационными рисками. Ярким примером последнего стало откровенное игнорирование российским «оплотом православия» мировой солидарности в контексте борьбы с пандемией, внедрение и соблюдение карантинных мероприятий, ведь в иерархии приоритетов русской святости «скрепные меры», оказывается, занимают высшую ступень по сравнению с безопасностью человека.
Несмотря на то, что в последние десятилетия большинство стран Европы отошли от конфессионально-светского дуализма. Некоторые государства Центрально-Восточной и Южной Европы, не говоря уже об азиатских государственных организмах, продолжают использовать религиозный фактор в процессах конструирования архитектоники идентичности, искусственного создания, преодоление социальной поляризации и переноса международно-политического противостояния на ценностную систему координат. Особенно актуальным такая линия поведения остаётся для государств, которые в той или иной степени вовлечены в асимметричное противостояние с более сильными игроками. Теошахивница становится de facto театром борьбы в идейном и ценностном измерении, что экстраполирует военно-политическое противостояние в параллельную плоскость, сводя на нет, целесообразность пользоваться критериями «силы», «военной мощу», «демаркационными линиями», «размерами территории» и другое. В идейном измерении слабее «геополитические» игроки могут в условиях выбора правильной стратегии достичь немалых успехов и значительно подорвать «мягкую силу» сильного противника. Ярким свидетельством этого могут стать каскады мирового православия, среди которых высоким уровнем самостоятельности пользуются не только Константинопольская, Александрийская, Антиохийская, но и Иерусалимская с более 130 тысячами верующих. Русская – до 120 млн. верующих, причем УПЦ (МП) является её невод «ёмкой составляющей, Сербская – около 10 млн. верующих, Румынская – более 16 млн., Болгарская – 8 млн., Грузинская – 4 млн., Кипрская – около 450 тыс., Элладская – 8 млн., Польская – 500 тыс., Албанская – 700 тыс., Чешских земель и Словакии – 150 тыс., и, собственно, с недавних пор Православная церковь Украины, которая насчитывает около 11 млн. верующих. Причем среди всех вышеупомянутых автокефальных церквей «каноническую войну» Вселенскому патриархату провозгласила лишь Русская. Московский Патриархат даже собственную иерархию поместных церквей, очерчивает, таким образом, границы своей «независимости».
Со времён падения Константинополя в 1453году, синхронизированного с появлением Российской империи в 18-19 веках, Москва прилагала немало усилий для вытеснения Константинополя с конфессиональной арены, апогеем чего стала концепция «Третьего Рима», иллюстрированная, прежде всего нарративами о мессианской роли России как «оплота православия». Тогдашний контекст, обозначенный запуском процессов нации и ускорения создания православных церквей с национальным привкусом, способствовал процессам подрыва позиций Вселенского патриархата, однако не увенчался его полным крахом, что и свидетельствует status-quo.
Несмотря на то, что в России на официальном уровне не было закреплено государственной религии, она «по умолчанию» продолжает позиционировать себя как крупнейшую православную страну. Несмотря на десятилетия квази-атеизма, укоренения ислама на территории «большой, неделимой», Россия не прекращала использовать вернакулярную религию как своеобразные каналы распространения своего геополитического влияния. Так, ещё в 1686 году Константинопольский патриарх Дионисий IV принял синодное постановление Вселенского патриархата, который призван упростить процедуру назначения новых митрополитов. Фактически он предоставил право Московским патриархам рукополагать в сан вновь избранных поместным собором Киевских митрополитов. Однако важной деталью было то, что митрополиты всё равно подчинялись Константинополю и обязаны были выстраивать свои религиозные обряды вокруг Вселенского Патриарха как первоиерарха, и отнюдь не Московского. Москва, в силу своего искаженного восприятия реальности (что оправдывалось её политическими амбициями), не сдержала изложенных условий и начала интерпретировать синодальное письмо как распоряжение о передаче Киевской митрополии в подчинение Московскому патриархату. Проблемным узлом в этой истории остаётся то, что оригинала синодального письмо так и не было найдено. Однако летом 2018 года были обнародованы исторические документы, которые подтвердили аутентичный смысл синодального постановления. Это и подтолкнуло синод Вселенского Патриархата отменить решение 1686 года с целью устранения оснований для манипуляторной интерпретации истории Москвой. В результате стратегия России (построена на искажении исторических фактов и дополнена специфической голографической проекцией, которая впоследствии оформилась в имперские амбиции) и потерпела крах. Поэтому неудивительно, что визит Вселенского патриарха Варфоломея в Украину в День независимости вызывает бурный всплеск недовольства со стороны агрессора. Такая реакция является своеобразной лакмусовой бумажкой слабости одного из треков «мягкой силы» Кремля, свидетельствуя, что русская православная церковь становится всё менее действенным инструментом не только потому, что индивидов 21 века трудно контролировать с помощью клерикальных практик, но и потому, что использование религиозной канвы для дестабилизации соседних стран имеет слишком высокую цену для Кремля. Мгновенное повышение ставок произошло с развертыванием российско-украинской войны, когда русская православная церковь открыто, приняла на себя не только функции пропагандистского коридора, но и косвенного донора агрессии на востоке Украины.
Роль РПЦ (МП) в процессе создания «серой зоны безопасности» на восточноевропейском пространстве трудно переоценить, учитывая тот спектр действий, совершенный под патронатом церкви накануне и во время развертывания российско-украинской войны. Использование церковных помещений для хранения оружия и другого военного снаряжения, трансфер финансовых потоков верующих в казну агрессора, предоставление зонтики прикрытия работникам российских спецслужб для проведения диверсионной деятельности на территории Украины – все это далеко не полный список того, что был освящен российским кадилом. Апогеем коварства стало предоставление благословение российской армии на братоубийственную войну на востоке Украины, украшенного обещаниями «вечной жизни» в обмен на смерть за политические амбиции Путина. Лицемерие Патриарха Кирилла, православные миссии Гиркина и псевдосвятость разведпаломникив создали почву для тех ужасных событий, которые сегодня остаются одной из самых больших угроз для региональной безопасности на постсоветском пространстве. Поэтому неудивительно, что важной переменной в этой конъюнктуре стала поддержка стран Запада, которые положительно отреагировали на предоставление Томоса Православной церкви Украины, тем самым подтвердив свою серьезную заинтересованность в сдерживании России на всех фронтах.
Итак, можно констатировать, что в исторической ретроспективе религиозный фактор играл ключевую роль для легитимизации «мессианской» роли Москвы, однако на современном этапе эффективность использования религии как внешнеполитического инструмента в случае Кремля вызывает всё больше сомнений. Кроме того, в настоящее время на территории Российской Федерации насчитывается около 20 млн. мусульман, превращается в тот показатель, которым становится всё труднее пренебречь при полноценной реализации концепции «Москва – третий Рим». Это, в свою очередь, накладывается и на политический фактор, ведь основными очагами нестабильности в России является именно тюркские народы. Значит ли это, что ранее действенная стратегия привитие российского влияния начинает постепенно трещать по швам? Вполне вероятно, что клерикальный плацдарм «мягкой силы» России становится всё менее надежной опорой для поддержания иллюзии величия и влияния Кремля на ключевые аспекты идейного и ценностного строительства субъектов международных отношений, в восприятии России должны были бы играть роль её сателлитов.
Источник.
Об этом сообщает информационный ресурс Духовный фронт Украины.