Как жил в оккупации и проповедовал на украинском, поделился настоятель Свято-Ильинского храма в селе Клепачев протоиерей Игорь Синчина в телепрограмме «Духовная азбука» на «12 канале».
В 23 года Господь сподобил молодого иерея из Волыни служить на приходе в селе Балки Запорожской области. С появлением украинского священнослужителя в Балках начался новый виток развития украинской церкви.
«Когда я приехал в Запорожье, показалось, что попал в духовную пустыню. Люди элементарно не знали молитвы Отче наш. Они спрашивали, что это такое. Пришлось начинать, как в детском саду – с палочек, чёрточек, с изучения алфавита. В то же время, это было очень интересно. Чувствовал, что как священник нужен этим людям. Благодарю Бога, что так направил», – рассказывает пастырь.
Он говорит, что тамошние люди, будучи бедны духовно, преимущественно заботились о материальном достатке, не осознавая, зачем церковь, зачем молитва. Пришлось много работать, чтобы это объяснить. А уже с годами сформировалась большая духовная семья, что и стало исполнением главного долга отца Игоря – объединить людей верой и правдой.
Сначала местные жители и не знали, как правильно обращаться к священнослужителю. Иногда слышал в свою сторону: “Игорь”, “Игорек”… А со временем уже говорили отец Игорь или батюшка. Несерьезно воспринимали поначалу. «Но, много работая духовно, почувствовал, что люди с уважением стали относиться к священному сану, к церкви, а не только ко мне лично».
Украинские пастыри, несмотря на сложные времена, открывали общины в соседних районах, регистрировали уставы: «Когда приехал в 1998 году в Балки, на два района было всего две украинские церкви. Вместо этого было много храмов УПЦ МП. Люди так не скрывали своей симпатии к русской церкви, как это происходит часто в западных областях. Даже когда приставку МП забрали, всё равно все понимали, кто есть кто. А на момент нашего отъезда в районе уже было три украинских церкви».
Отец до последнего не верил, что произойдет полномасштабное вторжение. Но, к сожалению, этот ужас пришел на нашу землю. И 24 февраля 2022 года было очень трудным днём: «Нас разбудил звонок дочери, проживающей в Вышгороде. Она в то время была беременна и кричала в трубку, что их бомбят. Мы были с матушкой вдвоём, потому что сын жил в Луцке. И это страшнее всего, когда дети разъехались, началась война, а мы не вместе. У нас не было взрывов, потому что проживали около атомной станции и надеялись, что боевых действий там не будут вести. Тем более что неподалеку было Каховское водохранилище. Хотя на самом деле никто не мог понять, кто, куда и откуда уходит. Наверное, в таком страхе, в таком состоянии непонимания находились все украинцы. Очень тяжело вспоминать эти времена».
Решение остаться было заложено где-то глубоко в душе, вспоминает священнослужитель. Никто не убегал. Я чувствовал, что моя миссия – остаться с духовной семьей. Люди приходили в храм, и мы просто сидели и разговаривали обо всём. Они очень прибавили веры в Бога…. И даже те, кто не до конца осознавали, что такое вера, кто такой Господь, говорит пастырь, они обращались за советом, хотели услышать какое-нибудь доброе слово. «И это меня держало в оккупации. Особенно приятно вспомнить, как мы строили блокпосты. У нас их было три. Организовывались ребята для дежурства, а я по три-четыре раза в день посещал их. Пока Россия не пришла под Васильевку, мы собирали много продуктов, плели сетки. Очень верили, что украинские военнослужащие скоро придут и одолят врага…. Мечтали об этом каждый день. У нас была связь с ребятами на блокпосте в Васильевке. Многие мои прихожане ушли на фронт, и мы ждали их возвращения. Даже заготовили вкусности, чтобы лучше их встретить…»
Когда россияне подъехали к нам на блокпост, сначала спросили, почему мы там стоим, рассказывает пастырь. Тогда пастырь первым решил идти на переговоры с вражескими солдатами. «Но директор школы и наши ребята меня не пустили. Они сказали, что я украинский священник, и это для россиян как красная тряпка для испанского быка. Не пустили меня. Ребята рассказывали чужакам, что их с танками никто не ждал, никакого “освобождения” нам не нужно. Но у них был приказ, и они нас предупредили, что всё равно зайдут в деревню. Так и случилось: россияне подъехали и сказали, что если мы не оставим местность, они расстреляют нас из танков».
Все поняли, что село в осаде. Люди не знали, что будет завтра, но надеялись на лучшее. «Помню, как россияне направили два «града» на наших ребят в Васильевке. Понимали, что эти снаряды приносят беду, слезы и смерти, но сделать ничего не могли. Молились всё время».
Священник вспоминает, что всегда ездил в подряснике даже через блокпост. Российские солдаты его пропускали и никаких вопросов не задавали. Кто-то из людей сказал, чтобы он отпустил бороду, потому что так будет больше похож на Московского батюшку. «Да больше всего ко мне подходили местные коллаборанты, так называемые „любители русского мира“. Таких в нашей деревне было много – представители власти, бизнесмены, рядовые граждане. Именно они и предупреждали меня, что вроде бы здесь будет Россия, всё русское. Но все понимали, что я не приму никакого решения, чтобы быть под Россией. Меня даже окрестили „бандеровским батюшкой“».
В каждом украинском храме с 2014 года молятся за Небесную сотню, за павших и бойцов, которые на востоке страны защищают нашу землю, говорит пастырь. «И мы молились. Всегда государственные праздники отмечали патриотическим шествием, с нашими украинскими лозунгами, пели Гимн Украины, молились за украинский народ. Во время этого нас охраняли многие полиции, потому что местные могли сопровождать нас громкими возгласами, могли бросить в нас бутылку. Но я очень любил и люблю Украину, люблю всё украинское, ничего и никогда не наигрывал и не придумывал».
Священнослужитель вспомнил, что был знаком с мужем, помогавшим в строительстве храма. Но у него в кабинете висел портрет Путина и Патриарха Кирилла. «Когда произошло полномасштабное вторжение, он взял два КамАЗа, собрал свои вещи и уехал в Москву. Вот таких людей я уважаю! Он любит Россию – он туда и уехал, никому ничего не навязывая. Вот если бы все так “любители” этой страны сделали – мы были бы счастливы».
С самого начала украинскую церковь пыталась уничтожить пропаганда, говоря, что мы «не законники, неканонические, не благодатные» – всё это делали священники МП. Но мы не обращали внимания, и люди молились в украинских храмах. А уже после полномасштабного вторжения стало очевидным, рассказывает батюшка, что церкви МП являются убежищем для русских солдат. Им обустроили кухню и кормили на территории храма, там русские солдаты благословляются на войну.
«Пребывание в оккупации – это когда ты каждую минуту думаешь, что вот сейчас за тобой придут. Потому что мы понимали, что рано или поздно это произойдет. Людей похищали, семьи разделяли. И так происходило каждый день. Мы поняли, что русские священники, “любители русского мира”, они рано или поздно укажут пальцем на нас. И они были более опасны, чем вражеские солдаты. Забирали людей “на подвал”, а это означало – круглосуточные бесчеловечные мучения. Заключенных пытали по ночам пьяные военные и эфесбешники, издеваясь, они так развлекались. Никто не знал, доживет ли до утра. Это была чистка украинцев».
Первые месяцы была связь, интернет, но во время серьезных боев на Ореховском направлении, когда Васильевку уже практически захватили оккупанты, тогда все украинские вышки перебили, и была связь только на берегу Каховского водохранилища. Туда и приходили местные, мимо хаты священника, чтобы поговорить с родными по телефону.
«Мои дети и родители в Львовской области – все переживали за нас. Были дни, что совсем не было связи, не было света, воды, газа. Так же и с продуктами: в первые дни вторжения всё, что можно было, во всех магазинах раскупили и закрыли. Не было доставки. Все опасались. Тогда мы испытали цену хлеба…. И когда первый раз запустили пекарню и испекли душистые буханки, я поехал туда и набрал хлеба, чтобы раздать людям. Трудно вспоминать и отдавать себе отчёт, что в XXI веке может быть такая беда. Наверное, так нужно было, потому что произошло большое переосмысление. Оккупация особенно изменила меня и моих знакомых», – с грустью на глазах рассказывает отец Игорь.
Он вспоминает, что выезжать из оккупации не хотел, потому что понимал: остаются люди, которые в нём нуждаются. Спасла внучка, которая вот-вот должна появиться на свет. И очень просили родители, чтобы ехали с опасного места: «Я выезжал с мыслью, что еду на месяц, потому что дочь родит, мы окрестим ребенка и вернемся назад. Даже россияне спрашивали на блокпосту, надолго ли еду. А я говорю – на месяц. И солдат мне в ответ только причудливо усмехнулся. Но я действительно хотел вернуться…. Но как только мы уехали, дорогу для выезда закрыли для всех».
Но своих прихожан отец не оставил. Много их разбросало по миру. Постоянно звонят ему, вместе и плачут, вспоминая прежнюю жизнь. «Я молюсь о них. До конца своих дней буду помнить всю свою духовную семью, которой он отдал 20 лет жизни. И они хотят вернуться к той жизни, которая у нас была когда-то…».
Чудо, но церковь, где служил пастырь и которую строил, стоит закрытая и невредимая, как и его дом. Вернувшись на Волынь, почувствовал, что здесь у него была родина, здесь он вырос и учился. На Волыни принял священный сан его сын, чем о. Игорь очень гордится: «Сначала думал, что мой дом в Запорожье. Там была моя взрослая духовная жизнь, много вложено в труды. Но, приехав на Волынь, я трое суток плакал, потому что почувствовал, что живу в Украине, где повсюду украинский язык. А в Балках все было наоборот. Понял, что жизнь изменилась. Мы уже не вернемся туда, наверное. Потому что осознаём, сколько сил и средств понадобится, чтобы освободить нашу землю… Меня очень поддержали знакомые и сказали, что есть на Волыни приход. Конечно, всё произошло по воле Божией. В феврале будет год, как служу в селе Клепачев. А до этого ходил на приход к своему сыну. Там молился и исповедовался».
Душпастырь говорит, что оккупация очень сильно отражается на духовном и физическом здоровье человека. «Не дай, Боже…. Буду просить Господа, чтобы никто и никогда её не знал. Это ужасная вещь. Каждый человек, оказавшийся когда-то в оккупации, прежде всего, нуждается в поддержке. Главное – это слово. Материальное тоже важно, но надо быть добрыми, быть милосерднее. Я сам уже не строю планов, ни краткосрочных, ни долгосрочных. Не обращаю внимание на обычные споры. Всё изменилось. Очень радуюсь солнцу, ветру, дождю…. Каждый миг жизни стал приятным. Желаю, чтобы мы с пониманием относились друг к другу, особенно к нашим ребятам-защитникам. К ним следует проявлять безграничное уважение, поддержку, любовь. Важно дать почувствовать человеку, что он не одинок. От этого и жизнь станет лучше, и Господь поможет одолеть врага и обрести мир».
Об этом сообщает информационный ресурс Духовный фронт Украины.