Духовный фронт продолжает анализировать взаимоотношения между РПЦ и УПЦ (в единстве с МП). В предыдущей части мы рассмотрели отношение русской церкви к своей дочерней структуре в Украине, которая по документам получила так называемую самостоятельность и независимость и была названа УПЦ. Однако, как было сказано ранее, за этим названием скрывалась только совокупность российских епархий на территории нашей страны. А вся самостоятельность и независимость была довольно призрачной, и не воспринималась самой душой всерьез.
Теперь же рассмотрим как сама УПЦ (что в единстве с МП) воспринимала и сейчас воспринимает свой статус. Итак, начнем с истории, а именно со времени часто упоминаемого нами Харьковского собора. Отложим в сторону вопрос законности этого собрания, а воспримем его в качестве отправной точки для анализа.
После Харьковского собора, УПЦ (что в единстве с МП) избрала себе нового предстоятеля Митрополита Владимира (Сабодана) и хранила за собой обе Лавры в Украине: Киево-Печерскую и Почаевскую, а также многие святыни на юге, востоке, центре, севере и частично на западе Украины. Кроме уже существующих храмов и монастырей, представителям этого религиозного сообщества удалось зарегистрировать и построить более 10 000 тысяч храмов, что сделало их многочисленной конфессией в Украине, о чём они, к слову, постоянно напоминают.
Вместе с тем УПЦ (что в единстве с МП) оказала достаточно сильное влияние и поддержку среди светского истэблишмента, бизнеса и политического бомонда. На всё это влияла тогдашняя политическая ситуация в стране. В сознании же верующих и рядовых граждан она формировала представление о себе, как единственную каноническую, то есть единую законную и правильную Церковь, а всех остальных клеймила «бесблагодатными и неканоническими раскольниками», общение с которыми непременно вело к гибели и вечным мучениям. «Раскол – это страшный грех, который не смывается даже мученической кровью» – так учили до сих пор, и учат ярые представители этого религиозного сообщества.
Свою явную связь с церковью она никогда не скрывала, вплоть до времени Собора в Феофании (май 2022), о котором более подробно поговорим ниже. Напротив, эта связь УПЦ (в единстве с МП) была аргументом её каноничности. Это единение с РПЦ, по словам служителей УПЦ (что в единстве с МП), означало:
– историческую наследственность;
– давало общение со всеми Поместными Церквами, ведь именно через УПЦ УПЦ (что в единстве с МП) была соединена со всем православным миром;
– давало так называемую каноничность, что являлось своеобразным индикатором правильности.
Поэтому, учитывая указанные аспекты, представители этого религиозного сообщества, не стеснялись этой связи, которая, по их словам, была только в молитвенном единении с РПЦ. Более того, в отдельных епархиях даже кичились этим и всячески его защищали, а иногда даже придавали ему догматически-мистическое значение, как в сравнении «триединой движении и Пресвятой Троице».
Отстаивание и сохранение этой молитвенной связи для отдельных представителей УПЦ (что в единстве с МП) было делом чести или даже делом всей жизни. Особенно это проявлялось в кругах епископата, вошедшего в эту церковь после Харьковского собора. Такая любовь отдельных епископов из «старой гвардии» сохраняется до сих пор. Она обусловлена в основном их обучением и духовным ростом в богословских заведениях и монастырях России.
Там они формировались как священнослужители и там же набрались этой любви к чужой, но «родной» им земле. Там прошли их молодые годы, во время которых людям и вбивали в голову русские нарративы. Таким образом, имеем фактическое «церковное янычарство» в рядах епископата УПЦ (что в единстве с МП).
Украинское общество, в большинстве своём, не придавало этим вопросам какого-то особого значения, ведь относило их к ряду чисто внутренних церковных вопросов, до конца не осознавая реальную опасность для государства. Да и для внешнего взгляда их призрачная самостоятельность и независимость в самой Украине выглядели более-менее правдоподобно. Ведь со времени Харьковского Собора и включительно до 2009 года, когда Московским Патриархом был избран Кирилл Гундяев, руководитель РПЦ не решался приезжать в Украину, опасаясь за собственную безопасность.
В целом руководство РСЦ устраивало тогдашнее состояние своей структуры в Украине. Главное для них было то, что сама УПЦ (что в единстве с МП) остается в их подчинении и автокефалию уже не требует. Поэтому сюда и не приезжал сам Московский Патриарх, чтобы своим присутствием не поднять бурю.
Такие очень редкие вояжи чужого Предстоятеля, которые можно пересчитать по пальцам одной руки, положительно повлияли на авторитет тогдашнего главы УПЦ (в единстве с МП) Митрополита Владимира Сабодана. Его фигура смогла объединить разномыслящих представителей этой юрисдикции, которые с одной стороны стремились к все большему единению с РПЦ, а с другой – удовлетворялись имеющимся статусом.
Немного погодя появилось новое поколение, сформировавшееся в так называемое «проукраинское крыло». Оно было уже не так агрессивно и негативно настроено по отношению к автокефалии своей Церкви, и было готово к диалогу со всеми другими православными юрисдикциями Украины. К сожалению, это крыло оказалось довольно слабым в будущем, и им не хватило смелости объединиться в Поместной Украинской Церкви.
В целом, во время Митрополита Владимира ситуация была контролируемая, и вектор развития самой УПЦ (что в единстве с МП) направлялся в украинскую сторону, несмотря на силы, которые пытались свести его в сторону северного соседа. В то же время так называемая самостоятельность и независимость хоть немного, но начала реализовываться.
Ярким примером этого было празднование 1020-летия Крещения Руси-Украины, когда сама УПЦ (что в единстве с МП) приобретала черты собственной субъектности, что довольно сильно взволновало руководство РПЦ.
Гостеприимство и приём Вселенского Патриарха и представителей Поместных Церквей, а также организация празднования показали, что сама УПЦ (в единстве с МП) созрела для полной независимости. Однако помешало этому все то же руководство РПЦ, которое не собиралось отпускать в свободное плавание свою дочь. Поэтому глава РПЦ Алексий II Ридигер лично приехал в Киев, чтобы напомнить, кто есть кто. Впоследствии этот приезд называли одной из причин смерти самого Русского Патриарха.
Его же преемник, нынешний Патриарх Кирилл Гундяев, напротив, стал частым гостем в Украине. Начиная с 2009 года и до 2014 до событий Революции достоинства, он по несколько раз в год приезжал в Украину и посещал различные епархии и города, тем самым указывая, кто в доме хозяин. Эти визиты стали потихоньку расшатывать ситуацию изнутри и указывать на призрачность «самостоятельности и независимости». Ведь в некоторых случаях Кирилл Гундяев действовал без согласия Митрополита Владимира Сабодана. Впоследствии епархии УПЦ (в единстве с МП) в Московских синодальных журналах стали упоминаться как рядовые епархии русской церкви.
Такие действия свидетельствовали о пренебрежительном отношении РПЦ к своей части в Украине. Их основой была политическая ситуация в Украине, которая склонялась в сторону Москвы. В совокупности это всё усиливало старую гвардию в епископате, которая «тряхнула стариной» всё больше направляла церковный штурвал на север. Ностальгируя по молодости, эта часть иерархов, все больше втягивала всю структуру в когти «русского мира».
Усиливала это и прогрессирующая болезнь Предстоятеля полностью лишила его возможности управлять церковью. Как следствие, к власти пришел в качестве местоблюстиля, а впоследствии и Предстоятеля представитель уже упомянутой «старой гвардии» Митрополит Онуфрий Березовский, фактически похоронивший все проукраинские тенденции и полностью направивший УПЦ (в единстве с МП) в сторону Москвы, хотя старался это делать, довольно скрыто.
Он мог бы сделать это и не скрыто, если бы не политическая ситуация в резко изменившейся стране. Поистине каденция Митрополита Онуфрия выпала на худший период. Если раньше можно было открыто проявлять свою любовь ко всему русскому, то теперь ему и его коллегам приходилось маневрировать и ходить как по канату, чтобы не потерять связь с РПЦ и не столкнуться с неприятностями в самом украинском обществе.
Довольно мастерски, хотя и лукаво, это получалось делать даже во время Революции Достоинства и войны на Донбассе. Впрочем, внешняя картина всё больше заводила УПЦ (что в единстве с МП) в тупик, ведь теперь общество прозрело и стало больше интересоваться вопросом, так называемой самостоятельности и независимости, которая была лишь призрачной.
Осознавая последствия, руководство УПЦ (что в единстве с МП) стало искать возможности для новых маневров, чтобы по-новому замылить глаза простым украинцам и, прежде всего, своим верующим. Для этого в 2017 году на архиерейском соборе РПЦ Митрополит Онуфрий выступил с просьбой выделить УПЦ (что в единстве с МП) в отдельный раздел устава РПЦ, где указывалось, что руководящий центр этой религиозной организации находится в Киеве, а не в Москве.
Эта просьба была одобрена и УПЦ (что в единстве с МП) получила целый отдельный раздел в уставе РПЦ. Придворная пресса преподносила это как некое огромное достижение на пути к ещё большей самостоятельности. На самом же деле всё это, и просьба и отдельный раздел, было очередным очковтирательством, которое помогло бы Онуфрию с его структурой обойти закон о переименовании, создать очередную фикцию, маскируя принадлежность к РПЦ, церкви страны-агрессора.
Однако это не спасло ни Онуфрия, ни его сторонников. Общество все больше прозревало, осознавало глубину церковного вопроса, а потому все больше рос запрос на Поместную Церковь. УПЦ (что в единстве с МП) пыталось этого не замечать. Они были уверены в своей правоте и в скором реванше пророссийских сил в Украине, которые вновь обеспечили бы им спокойные условия существования.
Будучи убеждены, они сознательно проигнорировали весь объединительный процесс украинского православия. Вместо того чтобы принять в нём активное участие и засвидетельствовать действительно свою самостоятельность и независимость, они явили всему миру и, прежде всего, всем украинцам свою преданность РПЦ. Ведь все решения синода и архиерейского собора УПЦ (что в единстве с МП) фактически слово в слово дублировали решение РПЦ. Такой дубляж ещё раз свидетельствовал о призрачности самостоятельности, но все больше указывал на покорность Москве.
Эта покорность и дальше продолжалась, если бы не полномасштабное российское вторжение. Оно снова заставило УПЦ (что в единстве с МП) искать маневры, чтобы с одной стороны остаться в подчинении РПЦ, а с другой снова замылить глаза украинцам. Очевидно для всех, что сделать ещё одну главу в уставе РПЦ, или написать там какой-нибудь ещё один пункт о чрезвычайной независимости, было бы не то что мало, а просто абсурдно.
Поэтому пришлось идти на крайний и нежелательный шаг провести Собор в Феофании.
Этого собрания ждали все, а прежде доверчивые верующие, которые под постоянными ракетными ударами, уже не хотели объединяться с Москвой. Они уже не хотели даже слышать имя Гундяева на Богослужениях после его благословения русских убийц. В то же время этот Собор должен был положить конец всяческим проявлениям коллаборационизма, и, в конце концов, дать чёткие и однозначные ответы на наболевшие вопросы. Самая же главная задача Собора – разорвать все связи с РПЦ.
Весь этот период подготовки к собору, который сначала инициировался как простое совещание иерархов, духовенства и мирян, сопровождался недюжинным интересом, а его ожидания можно было сравнить с ожиданием перед выходом на экраны какого-то голливудского блокбастера.
Все обозреватели и верующие, затаив дыхание, следили за событиями в Феофании и сообщениями, отображавшими эти события на официальном сайте. На нем сначала сообщили о требовании собрания созвать Синод, затем архиерейский собор и наконец, сам Поместный Собор. Все эти события действительно разворачивались как в блокбастере. И все только ждали решения.
Первыми появились комментарии рядовых участников, в частности священников, которые объявили, что Собор, в довольно напряженной обстановке, принял судьбоносные решения о полной независимости УПЦ, и всё это отразил в своём уставе. Оставалось дождаться официальных документов, которые должны вызвать шквал аплодисментов.
Эти документы не дали никаких объективных ответов, а породили лишь кучу новых вопросов. Ведь:
– автокефалию не провозгласили;
– Гундяева, благословляющего убийства своих же верующих не осудили, но лишь выразили ему «несогласие»;
– в отношениях с ПЦУ задекларировали то же, что и говорили ранее;
– а разрешение епархий на самоопределение развязало руки Москве для аннексии украинских епархий.
Наибольшим достижением было якобы прекращение поминовения Московского Патриарха и варки мира. Однако избранная форма поминовения лишь указывала на уже существующую в других Поместных Церквах и скорее всего, была принята для очередного очковтирательства. Практика же мировоззрения и так существовала в Киеве вплоть до присоединения РПЦ. Поэтому фактически этот шаг указывал на сложность получения мира из Москвы, а не на расширение самостоятельности.
Всё это указывало на то, что на Соборе искали возможность найти переходный вариант, чтобы переждать время войны. Уже сейчас, через год после Собора, можно сказать, что сам Собор был «пустышкой», а отношения УПЦ (что в единстве с МП) и РПЦ приняли новую скрытую форму, но так существенно и не изменились.
К каким последствиям это, может привести и какими в будущем могут быть отношения между РПЦ и УПЦ (что в единстве с МП) попытаемся спрогнозировать в следующей заключительной части нашего анализа.
Об этом сообщает информационный ресурс Духовный фронт Украины.