Настоятель Жидичинской Свято-Николаевской мужской обители Архимандрит Константин рассказал о своём пути к Богу и о том, что ни разу не усомнился в правильности жизненного выбора.
О священнике пишет газета “Волынь”.
“Впервые я исповедался, когда мне было уже 25 лет”
– Чин пострига недавних работников газеты «Аверс-пресс» очень хорошо запомнился. Он ведь совпал с профессиональным праздником журналистов. Почти шестнадцать лет прошло, как вы отреклись от мирской жизни, даже имени, полученного при крещении – был Иван Марченко, а стал Константин. Прежде всего, хотелось бы услышать, как вы стали журналистом?
– Я учился в вузе совсем другого профиля – Луцкому биотехническому институту (у меня – незаконченное медицинское образование). А в журналистику ушел, потому что, вероятно, от Бога имел талант фиксировать свои мысли. С раннего детства и стихотворения писал. Мог сидеть по вечерам, когда дома уже все спят, и записывать в тетради какие-то свои соображения. Словом, творил…. Это хобби переросло в то, что ушел в журналистику. И первую публикацию помню. Тогда в Луцке была проблема бездомных собак. И я предложил репортаж «Почему животные плачут?» Он был напечатан и понравился людям – вызвал немало отзывов, так что была ещё одна публикация на продолжение темы.
Жидичинская Свято-Николаевская мужская обитель с высоты птичьего полета.
Собственно, благодаря этому меня и взяли на работу в Аверс-пресс.
– То есть ваша судьба могла бы сложиться совсем по-другому?
– Я точно тогда не планировал в своей жизни никаких монастырей. Напротив – думал о создании семьи. Чтобы объяснить случившееся, вспомню премудрого Соломона, который очень хорошо сказал: «Многие замыслили в сердце человека, но исполняется один – Господень». То есть человек что-то думает, планирует, а Господь определяет, как оно должно быть. Я не говорю, что существует какой-то фатум – за нас всё решено, и что бы мы ни делали, будет только так. Нет…. Я в это не верю…. Знаю, что Бог так не посягает – он всегда даёт выбор. Такой выбор был и у меня. Но поскольку долгое время моя жизнь была далека от религии, эта тема меня не затрагивала. Что там говорить – я впервые исповедался, как мне было уже 25 лет. Вот когда этот мир веры начал для меня раскрываться, то он настолько увлёк моё существо, что я почувствовал потребность служить Господу. Служить людям как священник. Правда, ещё и тогда не особо разбирался, что такое монастырь.
Чин пострига в Свято-Троицком кафедральном соборе города Луцка.
– И что послужило в пользу решению служить Богу?
– Работая в редакции, я учился заочно в духовной семинарии. Желание служить Господу во мне росло. По-видимому, потому, что в позднем возрасте пришел к Вере, то во мне было какое-то максималистское, обостренное ощущение того, что это служение должно быть полностью преданным. А как же, когда будет семья? Каким я буду священником, когда буду иметь и обязанность заботиться о жене, детях? С такими размышлениями – это же буду разрываться между служением Богу и людьми и семьей – я ходил где-то два с половиной года. Поскольку жил на 40 квартале, то всегда шел на работу возле Николаевской церкви. Останавливался перед калиткой, упирался в нее головой и спрашивал: “Господи, что ты от меня хочешь?”.
– Подсказки ваша душа просила…
– Да. Я знал уже, что хочу служить, но где-то внутренне чувствовал, что не смогу соединить священничество с семьей – не получится у меня. Ибо в таком случае что-то будет ущемлено.
«Если ты действительно любишь – помолись обо мне»
– И как пришла мысль о монашестве?
– В то время в Луцке было известно молодежное движение, к которому я тоже присоединился. Однажды мы приехали в Жидичинский мужской монастырь, чтобы пообщаться с его настоятелем отцом Марком (теперь он епископ в Кропивницком). Посидели в тот вечер у костра, поговорили. Это была сначала какая-нибудь духовная романтика. Я посмотрел, какое здесь всё разрушено, и предложил отцу Марку:
«Давайте я буду приезжать и хоть что-нибудь здесь сделаю» (до того, как ушел в журналистику, имел свою строительную бригаду – знаю это дело).
Так и началось, что по пятницам после работы ехал сюда. Иногда по ночам помогал гипсокартон цеплять. Помню, как сегодня: ночью тишина в монастыре, братия отдыхает, а я занимаюсь своей работой и чувствую, что мне здесь хорошо. И когда надо было возвращаться домой, то начал ловить себя на мысли, что не хочется уезжать отсюда.
– Всё познается в сравнении…
– Да. Я мог сравнить то, что переживал в монастыре, и целую неделю на работе (народ бегает, суетится), и мирской мир начал в моих глазах проигрывать. При этом скажу, что любил свою работу. Коллектив у нас в редакции был классный – до сих пор дружу с бывшими коллегами. Но я почувствовал, что моё место в монастыре и начал потихоньку интегрироваться в этот мир. Так и остался здесь.
– То есть это не был спонтанный шаг. И если кто-то думает, что в монастырь идут через безответную любовь, сломанную судьбу или убегая от жизненных проблем, то это, не так?
– В моей жизни всё складывалось хорошо. Я был счастливым человеком – имел любимую работу, и в семье в принципе было все хорошо. Но я услышал ответ на свой вопрос, который постоянно задавал Богу у церковной калитки («Что ты хочешь от меня?»): Господь хотел, чтобы я пошел в монастырь. И я понял, то, чтобы двигаться вперед, нужно принять серьезное решение. Может оно, не всегда приносит комфорт, но поступить по-другому ты уже не можешь.
– А как ваши родители – вы их готовили к такому своему решению, или они уже видели, что у сына есть мирская жизнь, но начинается и другое?
– Не думаю, что я их готовил. Зная мой характер (а я человек довольно упрямый), они приняли мой выбор. Правда, отец, помню, приехал сюда в монастырь и начал мне говорить как раз по поводу того, что я выбираю обитель. И тогда я довольно жестко сказал: «Папа, в любом случае – жить мне в мире или в монастыре – это жить мне. И, соответственно, решение буду принимать я. Если ты действительно за меня переживаешь, любишь меня, то просто будь в моей жизни, помолись за меня».
«Здесь свои проблемы, своё поле боя…»
– Вы пришли в монастырь послушником – и долго длилось ваше послушание?
– С нашим Владыкой Михаилом это не могло затянуться (отец Константин смеётся. – Авт.). Я шучу, а на самом деле было так, что мы с ним говорили на эту тему – о постриге. Он, возможно, и не был полностью уверен во мне. И тогда я сказал прямым текстом:
«Владыка, если вы мне верите, то я готов идти до конца. А если нет, то я и дальше буду жить здесь послушником». Я уже был не юный паренёк – 27 лет. И пришел сюда не ради какого-нибудь статуса, должности. Просто чувствовал, что монастырь – это место, где мне хочется жить. Словом, в мае 2007-го я поселился в обители, а 6 июня был чин пострига.
– Большинство присутствовавших тогда в Свято-Троицком кафедральном соборе города Луцка впервые видели это таинство и были поражены тем, как Владыка трижды бросал на пол ножницы, давая понять, что ещё есть возможность передумать, а вы, как и ваш коллега, трижды поднимали их, утверждая, что ваше решение окончательно.
– С того и начинается постриг, спрашивают, идешь ли по своей доброй воле в монахи. Очень важно, чтобы человек это чётко понял и осмыслил. Ведь завтра настанет обычная, будничная монашеская жизнь – и это далеко не какая-нибудь духовная романтика. Если кто-то думает, что в монастырь можно уйти от жизненных проблем, он глубоко ошибается. Здесь свои проблемы, ежедневный труд – душевный и физический.
– При Настоятеле Марке вы долго были в числе, скажем так, рядовых монахов?
– Нет. Его очень быстро забрали в Киев, где готовили к епископскому служению. Я ведь и по годам, и по инициативе оставался условно старшим в обители. А в 2008 году меня назначили Настоятелем монастыря.
– Какой была обитель, какой стала за последние пятнадцать лет?
– Когда я сюда пришел, здесь стояли разрушенные здания с замурованными окнами. Единственное, что успел сделать отец Марк, – это крыша над дворцом Митрополита, которая была реально в аварийном состоянии. А то, что сейчас можно увидеть, как раз плоды стараний уже за последние полтора десятка лет. Что касается самого храма, то обновили его, в прошлом году завершили капитальный ремонт крыши, полностью реконструирована теплосеть. Работ выполнено очень много. Слава Богу, есть братия (в обители сейчас живет десять монахов), есть на кого положиться.
– Ваш один день, – какой он?
– Встал утром, поблагодарил Бога за то, что дал утро…. И на каждый день всегда есть какие-то планы. Вчера встречался со строителями – будем продолжать строительство Воскресенского собора – заливать первый этаж. Так же встречаюсь каждый день с прихожанами. Поэтому у меня – обычный день священника: от буднично-бытовых дел до того, что с кем надо пообщаться, кого похоронить, окрестить, повенчать. Наш монастырь очень древний – он был ещё до крещения Руси – первое упоминание датируется 975 годом (к тому времени это край Моравской епархии). У прихожан много не только из местных жителей, но и из Луцка, близлежащих сёл.
– Ваши планы, – каким вы видите монастырь?
– Живым…. Чтобы он не прятался за камнем, золотыми куполами, чем-нибудь консервативным. Я хочу, чтобы люди, слыша друг друга, умели услышать Бога. Церковь – это не эгоистическая структура, а социальное сообщество. И вся суть твоей правоты или неправоты перед Господом – это то, умеешь ли ты жить с другими людьми, служить им. Монастырь – поле боя, скажем так, где ты встречаешься с человеческой бедой и стараешься помочь, потому что посвятил этому свою жизнь. Я монашескую жизнь так вижу и хочу, чтобы так было.
Об этом сообщает информационный ресурс Духовный фронт Украины.